Метамодернизм: проблема определения
XXI век открывает новую эпоху в развитии общества и культуры, что приводит к переосмыслению уже существующих тем и концепций, а также к формированию новых взглядов. Данное зарождающееся мироощущение уже получило ряд наименований, таких как «пост-постмодернизм», «альтермодернизм», «цифромодернизм». Понятие «метамодернизм» получило самое большое распространение вследствие своей универсальной и всеобъемлющей природы, которая включает в себя современное искусство, рассматривает вопросы политики, экологии, социологии, обращаясь к опыту прошлого и заглядывая в цифровое будущее.
Впервые термин «метамодернизм» был использован ученым Мас’удом Заварзадом в 1970-х при описании литературы, а именно метапрозы и документальной прозы, с тем, чтобы «выйти за рамки толкования модернистского романа, в котором писатель объясняет состояние человека в рамках всеобъемлющей индивидуальной метафизики, и перейти к метамодернистскому повествованию с нулевой степенью интерпретации».
Несмотря на появление термина в 70-е гг. XX века, закрепилось оно за голландскими философами Т.Вермюленом и Р.ван ден Аккером при появлении в эссе 2010 года «Заметки о метамодернизме», термин отражает изменения в обществе, культуре, искусстве с 1990-х гг и по настоящее время. По их объяснению, приставка «мета» (которая происходит от термина Платона metaxis) — означает как колебание между двумя полюсами, так и нахождение его в определенный момент времени по середине, в центре.
Т.Вермюлен и Р.ван ден Аккер уверенно заявляют: метамодернизм не является философией, движением, некой программой или термином искусства. Одно из главных понятий, которым они описывают метамодернизм, является «структура чувства» – это «восприятие, которое структурирует» (Б.Кранфилд). По словам Т.Вермюлена и Р.ван ден Аккера это нельзя пока свести к единому концепту. Вспомним, что постмодернизм тоже не является философией или программой, чаще всего он описывается как «тенденции в обществе, искусстве…» или «мироощущение». Соответственно, данная «структура чувства» содержит в себе мысли, идеи, течения, которые в совокупности составляют мировосприятие метамодернизма.
Метамодернизм в сопоставлении с постмодернизмом. Проблема разграничения
В противоположность ценностям постмодернизма – которые по сути представляют собой отказ от ценностей, жестокую иронию, порой откровенный сарказм, цинизм и деконструкцию – искусство метамодернизма стремится к реконструкции, к возрождению дискурса, великих повествований (например, возрождение мифа), к повторному рассмотрению религиозных концепций, трансцендентного/имманентного, поиску глубины и духовности в условиях современного мира с его экологической катастрофой, восстаниями, усталостью от поверхностности и потребления. Соответственно, от китча, коллажей, абстракционизма, сюрреализма мы переходим к неоромантизму и магическому реализму.
Оказалось, что «деконструкция» (мысли, субъекта) не освобождает от рамок, не является концом истории, а открывает новое время («от пост- к прото-», вспоминая М. Эпштейна, «c’est de’but de siecle»). С этой точки зрения, метамодернизм является продолжением постмодернизма, однако, с исправлением и переосмыслением некоторых противоречивых и особенно отчаянных идей (например, нигилизм, потребительство, тоталитаризм).
Обесценивание человеческой личности, отсутствие эмоций, равнодушие как результат массовости – то, что осталось от постмодернизма и подвело метамодернизм к поиску новой духовности. Может быть, данный поворот это боязнь перед будущей техногенностью, переходом человека в новое состояние, к жизни вне природы (что породило экофутуризм – желание создать местность гармоничного сосуществования техники и природы); боязнь перехода в мир замещенной реальности – к виртуальному образу и абсолютной иллюзорности. Из этого проистекает проблема распознавания реальности/ирреальности, берущая начало в симулякрах постмодернизма. Цифровые технологии и мгновенная коммуникация, ядерное оружие и космос, поселившись в сознании человечества лишь в середине прошлого века, возможно, являются лишь зародышами будущей цифровой эры. Таким образом, постмодернизм и метамодернизм неразделимы и являются частью чего-то большего.
Тем не менее, период после 90-х гг. XX века характеризуется некоторыми изменениями в мировосприятии. Постмодернизм существовал вне человека (децентрализация субъекта), XXI век становится временем размышлений о техноэтике, о сосуществовании человека и природы, а также временем вероятного поворота к человеку (субъекту). Например, трансцендентный опыт постмодернизма был нацелен на сам опыт, на его оторванность от мира и безличность. Вдохновившись идеями гипноза, влияния различных волн на мозг человека, Б. Гайсин, У. Берроуз и И. Соммервиль в 1961 году изобрели «машину сновидений», которая была направлена на получение мистического опыта и, как следствие, разрушение рамок человеческого восприятия. «Машина» представляла интерес как механизм, создающий визуальные галлюцинации, с помощью которого можно было изучить как галлюцинации появляются, как изменяется связанная с нейропсихиатрическим расстройствами нейронная активность мозга, и как возможно терапевтическое вмешательство (научный интерес).
Транцендентный опыт в метамодернизме важен в рамках личного переживания и возможности изменения себя (не разрушение рамок, не наука). Художник Д. Таррел создает световые инсталляции, которые также вызывают изменения в восприятии, или даже сны наяву – в этом схожесть с «машиной сновидений», но стилистика принципиально разнится. К. Энгман использует зеркала, фотографии, простые материалы для создания объектов, которые изменяют пространство, а не намеренно разрушают его, как это было в постмодернизме. Его работы отличаются естественностью, природной направленностью, простой ясностью. То же касается и работ О. Элиассона, который использует свет, зеркала, пар и воду, создавая световые и природные инсталляции, поражающие своей монументальностью, гармоничным и естественным совмещением природного и искусственного с одной стороны, и обращением к интерьерам в духе времен эпохи Просвещения или Ренессанса с другой. Сталкиваясь со стилистическим диссонансом, человек имеет возможность получить новый опыт – опыт ирреальности, ясности, необъяснимого, мифического.
Черты метамодернизма в современной литературе
Большинство работ классиков постмодернизма были написаны задолго до рождения тех, кто сейчас стремится осмысливать, создавать и искать пути развития. Ценности и мироощущение постмодернизма все меньше соответствуют настоящему времени. Данные изменения отобразились и в литературе, которая только открывается навстречу метамодернизму. Некоторые писатели сами отмечают непричастность к постмодернизму:
«Этой книге […] привязывают ярлыки: «пост» здесь, «мета» там… Послушайте, я не живу в период постмодернизма. Я не жил и во времени, когда что-то называлось модернизмом, так что для меня нет такой вещи как «модернизм», поэтому не может быть ничего постмодернисткого. Для меня, то, где я сейчас нахожусь – это Новое. Мир каждый день Новый» (Д. Эггерс).
Течения, формально не входившие в «постмодернистскую литературу», формировали ее образ (битники, магический реализм). Литература постмодернизма – это отказ от канонов, максимальная (порой ошеломляющая) открытость тем, затрагиваемых в текстах, интертекстуальность. Д. Джойс открыл дорогу постмодернизму многочисленным отсылками и особой структурой повествования, В.Вулф «потоком сознания», Д. Керуак завещал метод «спонтанной прозы», У. Берроуз и Б. Гайсин – «разрезки». Одни из писателей, открывающие дорогу метамодернизму – это Д. Ф. Уоллес и М. Данилевски.
Различия в восприятии, основанные на изменениях, произошедших в мире, приводят к переосмыслению прошлого опыта и концепций. Например, постмодернизму был свойственен лингвистический детерминизм, провозглашающий власть языка, зависимость мысли от слова, метамодернизм же стремится сфокусироваться на использовании языка в зависимости от обстоятельств, на рассказчике, и на том, как он формирует свою личность посредством речи (связь с нарративной психологией). То есть, нет больше попыток доказать, что слово ничего не означает, что литература исчерпала себя и что автор «умер». Автор не умер, авторство остается, нет больше критики индивидуальности, «шизоанализ» ушел. Для того, чтобы творить недостаточно быть безумным.
Теоретики литературной критики в метамодернизме в отличие от постмодернизма, который подавлял индивидуальность и обесценивал личностное переживание, стремятся анализировать новую литературу, рассматривая характер и опыт индивидуума. Литература и литературная критика характеризуются поворотом к человеку – это своеобразная централизация субъекта. В качестве примера можно привести высказывание Л. Тайсона, который говорит, что «художественные произведения акцентируют внимание прежде всего на опыте человека», следовательно, необходимо сформировать соответствующую теорию субъективности для литературного толкования. Другой теоретик метамодернизма – Д. Бьют предлагает использовать «феноменологический критицизм», который позволит «вернуться к вопросу о человеке». Происходит возвращение к рассказыванию (повествованию) подлинных историй, к прямому назначению писательского мастерства. Со слов литературного критика Д. Вуда: «настоящая задача романиста: писать о «человеческих существах», о том, как они думают, чувствуют и поступают».
Для литературы метамодернизма также характерно возрождение интереса к психологизму. Такие писатели как Д. Ф. Уоллес и Д. Эггерс рассматривают проблему личности, а именно того, как из спектра возможных эмоций определить что ты действительно ощущаешь, как посредством повествования передать «самость», истинный опыт и неподдельную сущность человека. Н. Тиммер приводит в пример Хэла Инкандензу — героя романа «Бесконечная шутка» — который чувствует пустоту, недостаток глубины и эмоциональности, но при этом не является «недалеким». Герои «Бесконечной шутки» Хэл и «Дома листьев» Джонни не могут описать ощущения, чувствуют себя отрезанными от мира, запертыми изнутри. В какой-то степени им присущ субъективный идеализм, и здесь даже появляется опасность солипсизма. Нерешительность (ощущение, свойственное героям данных романов) проявляется как качество, возникающее из-за переизбытка информации, полисемии, разнообразия, многомерности мира, сформировавшегося вследствие деконструкции, затем хаоса и отсутствия границ. Когда можно все, возможен вариант выбора «ничего». С проблемой незнания как действовать сталкивается Хэл. Он обладает хорошими способностями, но предпочитает ничего не делать. Вопрос, который подразумевается: как научиться выбирать? Джонни чувствует себя потерянным, пока не начинает работу над манускриптом, что подводит его к желанию разобраться в себе. Если сравнивать с постмодернизмом, то протагониста романа «В дороге» Д. Керуака тоже нельзя назвать решительным, но его нерешительность (как и Д. Керуака, так как роман частично автобиографичен) складывается из-за разочарования в ценностях 50-х и поиска нового пути, отсутствия уверенности в мире.
Если говорить о структуре произведений, то можно отметить влияние идей мозаичности и многомерности, но пастиш, коллажи, интертекстуальность, метапроза – все это не является характеристикой новой литературы.
М. Данилевский и Дж. С. Фоер переосмысливают идеи коллажа и деконструкции постмодернизма, преобразуя их (можно сказать реконструируя) – играя со шрифтами, формами строк, «окнами» на страницах. При этом, в произведении М. Данилевского «Дом листьев» изменение форм строк несет за собой смысловую нагрузку. Например, для того, чтобы передать безумие героя, меняется шрифт, строки путаются, наползают друг на друга. Сюжет не отличается «рваностью», напротив, напоминает классический сюжет триллера – герой переезжает в старый дом, в котором начинают происходить странные изменения. И все это отображается в печатном тексте – он меняется с каждой страницей, параллельно с событиями, затрагивая визуальное восприятие, заставляет чувствовать иначе.
В качестве примера типично постмодернистской работы можно привести «Билет, который лопнул» У. Берроуза, как пример в высшей степени мозаичного произведения, «разрезанного» на главы подсознательно, с целью нарушения структуры и получения непредсказуемого результата. В «Бесконечной шутке» Д. Ф. Уоллеса части историй персонажей чередуются, складываются как мозаика, повествование отличается нелинейностью, «рваностью» (влияние постмодернизма), многомерностью и подробностью описаний (влияние Т. Пинчона без излишней интертекстуальности). А. Поляринов отмечает, что название книги «Бесконечная шутка» — цитата, которую произносит Гамлет, глядя на череп Йорика. Таким образом, если Т. Пинчон (как в романе «V») все еще ищет нечто в постмодернистском «мире без уверенности», то Д. Ф. Уоллес пишет «Бесконечную шутку», «глядя на голый череп постмодернизма».
А. Поляринов в своей рецензии также приводит цитату Д. Ф. Уоллеса:
«[эта книга]… побуждает нас спросить самих себя, почему мы требуем от нашего искусства иронической дистанции от глубоких убеждений или предельных вопросов, так что современные писатели должны либо шутить над ними, либо прикрываться формальными трюками, вроде интертекстуальных цитат или неуместных сопоставлений, помечая реально важные вещи звездочками и уводя их в сноски, как какие-нибудь мультивалентные остраняющие завитушки и тому подобную херню».
Таким образом, Д. Ф. Уоллес призывает к искренности (пост-иронии) – понятию, очевидно, чуждому постмодернизму. Ирония, которой постмодернисты оперировали, свойственна человеку, но если ее слишком много, то жизнь становится абсурдным театром, бессмыслицей. Подобный «театр» показан в повести «Мое появление» Д. Ф. Уоллеса, где поднимается вопрос «как понять, где граница между искренностью и игрой?». События происходят вокруг и на телевизионном шоу – место в духе постмодернизма – ирония и маски в качестве защиты от мира, проблем, серьезности. Конечно, что Д. Эггерс, что Д. Ф. Уоллес (в том же «Моем появлении») и М. Данилевский – они все иронизируют над массовой культурой постмодернизма как раз в духе самого постмодернизма. Д. Эггерс пишет антиутопию «Сфера» о масс-медиа, виртуальности и обесценивании общения, продолжая традицию Е. Замятина и Д. Оруэлла.
Отмеченные особенности метамодернизма в современной литературе, такие как пост-ирония, поворот к человеку и его субъективному опыту, психологизм – не являются исчерпывающим перечнем и нуждаются в дальнейшем пояснении и расширении. Последний изданный роман Т. Пинчона «Край навылет» (2016), который окрестили постмодернистским детективом, поднимает вопросы: «Где реальность?», «Как быть человеком?» — это совсем не похоже на восприятие постмодернизма. Современные художественные произведения изображают виртуальность и жизнь на обломках сюрреализма и множественности XX века, они задаются вопросами об искренности и доверии, о сущности чувств и ощущений, об общественных проблемах и вызовах, с которыми сталкивается человечество прямо сейчас. Они пытаются дать человеку надежду на жизнь после симулякров и на возрождение человеческого.
Примечания:
- ↑
- ↑
- Поляринов А. Марк Данилевский, «House of Leaves» // URL : http://polyarinov.livejournal.com/60186.html
- Dempsey B. [Re]construction: Metamodern ‘Transcendence’ and the Return of Myth (2015) // URL : http://www.metamodernism.com/2015/10/21/reconstruction-metamodern-transcendence-and-the-return-of-myth/
- ↑
- ↑